Сказки ложь, да в них… - Сергий Чернец

Ночью, вдруг, неслышно пошел снег и укрыл белым покрывалом всю землю. И когда Пикса обнюхала утром воздух «улицы» высунув носик у входа в свою новую норку, – запахов не было, или их было настолько мало, что едва различались. Только потом, после шума проехавшей машины, недалеко, по дороге, разнесся странный запах дыма и резины, и теперь все тонкие запахи мешались с остро химической вонью, так что ничего нельзя было разобрать. Пикса побежала в утренней темноте на огромное белое поле, за которым темнел, далеко-далеко, её родной лес.

Было холодно, зябко, – Пиксой овладели и отчаяние и ужас: вокруг не было земли, никак под снегом невозможно было отыскать, что себе покушать. Она побежала к какому-то большому бугорку на краю поля и раскопала под снегом вкусно пахнущую кучу соломы, в которую и залезла, поскорее спрятавшись от утреннего холодного ветерка. Она прижалась к холодному у самой земли сену и стала горько плакать. Это утреннее путешествие по краю снежного поля уже утомило её. Ушки и лапки её озябли и к тому же еще, она была ужасно голодна. За все утро ей пришлось грызть только два раза: она нашла наклоненный «колос» полыни полный маленьких черных семечек и еще погрызла сухую травку от сильной охоты поесть. Если бы она была человеком, то, наверное, подумала бы:

«Кризис! Настает Зима-холод, кушать нечего. Я умру – умру от холода и голода!»

Но Мышка, не человек. Она свернулась в глубине сена клубочком и уснула: сон это важная часть дня, восстанавливает силы. Немного поспав и согревшись, Пикса проснулась бодрой. Она учуяла, что среди этой кучи сена должны быть колоски, а в них зерна. Пришлось проделать в куче ходы, расталкивая колоски в стороны. И точно, – нашлось много отличного зерна, так что в середине кучи образовалась норка. Всякий раз, найдя колосок, Пикса приносила его в одно и то же место в центр кучи сена. Так она растолкала и головой и спиной колосья, что устроилась довольно большое «помещение», сюда же она принесла и мягкую траву и птичьи перышки, которые нашлись в сторонке на земле. В куче сена построено было гнездышко, в котором можно было поспать, отдохнуть.

Так у Пиксы появилось новое занятие. Она бегала уже смело по всему краю поля. А надо сказать что «насорили» уборщики урожая пшеницы достаточно, на краю поля тут и там валялись кучки и кучки скошенной пшеницы. Снег, конечно, растаял, потом снова появился, до зимы еще не раз открывалась земля. К тому времени, когда снег плотно лег на землю толстым ровным слоем, покрывая поле – у Пиксы была целая цепь ходов и множество лежанок-гнездышек в разных местах. Зима была снежной. И под слоем снега было тепло, а в кучах соломы находилось для нее много корма. И не только зерна пшеницы служили пищей, но и шишки куста чертополоха, что рос вдалеке под обочиной у края поля, в них были, и семена и попадались червячки, личинки моли. Так и проживала Пикса эту первую свою зиму легко и беззаботно. Она большую часть времени спала и отдыхала в своих многочисленных гнездах, устроенных по всему краю поля и в середине его, куда нередко выбиралась на разведку в поисках пищи.

Основная норка все-таки была в земле, на обочине дороги. Хотя там днем было шумно, и земля даже содрогалась, когда по дороге проезжала большегрузная машина, но это было первое место, в которое она пришла из дома. Тут она вспоминала о мышиной колонии в лесу под дубом. Набегавшуюся за день Пиксу, утомление и теплота, глубокой и выстеленной перышками птиц и мягкой травой норки, клонили в сон.

Сон. —

Она засыпала, и в её воображении бегали мышки по листьям лесного ковра около дуба. Не очень вкусные, но все ели желуди. За Пиксой погнался другой большой мышенок, с умненькой мордочкой и с большими усиками… они бежали вместе к полю, на котором колосилась желтая пшеница с тяжелыми колосьями набитыми большими зернами…. И тут Пикса оказалась около своей норки, на обочине, а большой мышонок стоял напротив её и добродушно они понюхали носы друг друга….

Весна давала себя знать и в поле появились проталины с сырой землей. Открылись и вылезли на солнце и кучи запрелой соломы, все гнезда в них устроенные были мокрые. Вот тогда предприняла Пикса поход в далекий и родной свой лесок.

Дневниковое

Время. Как я начинаю писать. Во-первых, я смотрю на часы и говорю себе, буквально приказывая: – Что ж? Надо идти. И мы шествуем в таком порядке: передо мной лежит тетрадь, в руках моих авторучка, за ними я, а за мной «идет время», скромно поникнув головой, оно шагает как ломовой конь, своим размеренным шагом; или это как на похоронах: впереди на носилках, в гробу, несут «труп», за трупом идет вся процессия – из тетради, ручки и моего сознания, за которым шествует Время. Труп – это готовое вылиться на бумагу произведение, мой опус.

Я знаю, (что) о чем буду писать, но не знаю, как буду писать, с чего начну и чем закончу. В голове обычно нет ни одной готовой фразы. Но стоит мне только оглядеть мысленно всё мое сочинение (оно уже сформировано и оформилось в образах) и написать стереотипное: «В таком-то месте и такой-то порой (осенней, весенней, летней)», как фразы длинной вереницей вылетают из моей души и – пошла писать губерния! Пишу я тогда неудержимо и быстро, страстно, и, кажется, нет никакой силы, которая могла бы прервать течение моих мыслей.

Однако. Чтобы писать хорошо, то есть нескучно и с пользой для читателей, нужно, кроме таланта, иметь еще сноровку и опыт (который набирается годами). Нужно обладать и самым ясным представлением о своих силах.

А также необходимо иметь представление о тех, кому ты пишешь: я представляю, что рассказываю кругу своих знакомых. Читатель тот, в моем воображении является моим первым противником. Мне надо написать так, чтобы он понял, и чуточку приближенно к его языку, к его речам и его понятиям.

Другой мой противник сидит во мне самом. Это – бесконечное разнообразие форм, явлений и законов и множество ими обусловленных своих и чужих мыслей. Каждую новую строчку я должен иметь ловкость выхватывать из этого громадного материала. Выхватывать самое важное и нужное, и быстро, как течет мое сознание, успеть записать. Причем, надо зорко следить, чтобы мысли передавались не по мере их накопления, а в известном порядке, необходимом для правильной компоновки картины, какую я хочу нарисовать. И всё это еще только черновик, рукопись.

А уже потом, когда я начинаю перерабатывать черновики, – я стараюсь, чтобы речь моя изложенная, была бы литературна, определения были бы краткие и точные. И фразы, возможно, были бы просты и красивы. Тут уже другая работа по поиску прилагательных, причастий и деепричастий, сравнений и характеристик. Одним словом, работы немало. В одно и то же время мне приходится изображать из себя и ученого, и педагога (для пользы же пишу), и литератора (цитаты же привожу). И плохо дело, когда литератор победит во мне педагога и ученого или наоборот, одни только ученые слова различные будут.

Никакой спорт, никакие развлечения и игры не могут предоставить мне такого наслаждения, как писательство. И хожу я отвлеченный от окружающего мира, рассеянный и забывающий всё и вся, потому что вынашиваю очередную думку: строю «воздушные замки», прямые речи героев, в мыслях рождаются новые события внутри нового мира. И этот мир, и эти события выльются потом на бумагу.

Но бывает, что «раж» проходит, падает настроение, сознание элементарно чувствует усталость, – и тогда от писательства я испытываю одно мучение. Не проходит и получаса, как я уже чувствую усталость во всем теле. Чтобы победить эту усталость я пью кофе, чай, выхожу курить, сижу и читаю других: классику. Но когда вновь сажусь за работу, едва меня хватает на час. Бывает такой кризис всё чаще и чаще – стареем, и требует от меня всё больше сил. Надо отдыхать, ожидая вдохновения: ждать свою Музу, которая, вероятно, отлетела на время на свой Олимп.

Что нужно знать писателю

(любому)

Несмотря на то, что приведенные цитаты кажутся банальными школьными, но – век живи, век учись, и повторение – мать учения. Надо и надо напомнить себе о том школьном, что мы часто забываем. Не забываем совсем, а так: «запамятовали», как говорится. Так вот, еще раз можно и вспомнить.

Возьмем цитату из Википедии:

Причастие и Дееприча́стие —

это самостоятельная часть речи или особая форма глагола в русском языке, обозначающая добавочное действие при основном действии. Эта часть речи соединяет в себе признаки глагола (вид, залог) и наречия (неизменяемость, синтаксическая роль обстоятельства). Отвечает на вопросы: что делая? что сделав?

Сходные глагольные формы существуют во многих индоевропейских языках – русском, латинском, французском а также в тюркских, финоугорских и других языках. В других языках может называться герундием.